Меню

Поиск: "и" "или"


  Международный подшипниковый концерн "Автоштамп". Предлагает широкий ассортимент подшипников, шин, ремней.










 
№33 (401) 14 АВГУСТА 2002
СВИДЕТЕЛЬ
Сила политзаключенных - в сострадании народа, пусть тихом, негласном. Мы, югославские каторжники, остались без этой поддержки советского руководства, призвавшего нас - югославских коммунистов - на беспощадную борьбу с предательской кликой Тито.
РОССИЯ НА ПОРОГЕ НОВОЙ ЗЕМСКОЙ РЕФОРМЫ
Воспоминания Закончился период небывалой идеологической конфронтации Сталин - Тито. Сталина уже не стало. Его мумия будет вытащена из мавзолея и предана сожжению, его жизненная деятельность - анафеме. Начался медовый месяц нового советского лидера Н.Хрущева и его антисталинского приятеля - Тито. Хрущев часто прилетает в Бриони, резиденцию Тито, договориться, как быть дальше. Думаю, что идея знаменитого доклада по разоблачению культа личности Сталина - плод кропотливой работы двух лидеров. Как бы там ни было, возглавляемый Тито Союз коммунистов праздновал великую победу, сравнимую по своей масштабности разве что с победой над фашизмом. Нас, узников Голого Острова, одного из самых зловещих лагерей ХХ века, после без малого десятилетнего истязания, амнистировали и выпустили на свободу. Там нас встречали как заблудившихся невежд, со смешанными чувствами презрения и жалости. Нас жалели главным образом друзья и родственники - жалели, как участников войны и революции, за несостоявшуюся искалеченную жизнь, а презирали за то, что своими деяниями осмелились посягнуть на святая святых - на самого Тито.
Сила политзаключенных - в сострадании народа, пусть тихом, негласном. Мы, югославские каторжники, остались без этой поддержки советского руководства, призвавшего нас - югославских коммунистов - на беспощадную борьбу с предательской кликой Тито. Теперь признают Тито самым отважным, самым последовательным среди коммунистических лидеров, набравшихся смелости бросить вызов самому Сталину при его жизни.
Что до нас, самых преданных идее дружбы наших народов, откликнувшихся в 1949 году на призыв Кремля бороться с Тито, то теперь нас считают отщепенцами, предателями социализма и лично товарища Тито. Словом, мы оказались побежденными, униженными, отброшенными на свалку истории не только как политическое движение, но и как люди-личности. И вот при таких обстоятельствах мои друзья по каторге делают попытку создания новой ленинско-марксистской-антиревизионистской КПЮ.
Делают все, как положено, согласно основополагающему принципу демократического централизма: сначала ЦК, Политбюро, потом руководители республиканских организаций. Их просто назначают. Мне досталась должность секретаря словенского подразделения этой самой новой КПЮ, правда, без моего согласия или даже ведения. Все это делает группа известных каторжников, бывших, до конфликта с СССР активистов КПЮ, сотрудников Тито.
Как это часто бывает в условиях подпольной деятельности, настоящие выборы, съезд, пленум ЦК откладываются на потом. Мне сообщили о произошедшем где-то в конце апреля 1958 года. После полуночи ко мне в Любляны из Белграда приехали двое: В.Дапчевич и М.Джурич. Разговор состоялся короткий - информативный. Суть информации была примерно такова: создана новая марксистско-ленинская КПЮ. Я вхожу в высший состав ее руководства. Но, увы, продержаться в условиях тотальной диктатуры на нелегальных условиях долго мы не сможем. Нас откроют и отправят обратно на Голый Остров. Поэтому, на случай малейшей угрозы, надо пересечь границу, затем оттуда добиваться международного признания нового, антититовского движения и оттуда, из Праги, Тираны, Софии и Бухареста руководить движением. Из всего сказанного у меня в голове осталось одна зацепка: «На случай малейшей угрозы», и я спросил: - Как это мы узнаем о засекреченных намерениях власти начать аресты?
Оба мои собеседника, многозначительно улыбнувшись, ответили, дополняя друг друга:
- Об этом не надо беспокоиться. Есть у нас в руководстве, там, где принимаются подобного рода решения, свой весьма надежный товарищ, который вовремя подаст сигнал тревоги. Этот товарищ проверен, сомневаться в его преданности нашему движению не приходится. Кстати, он член руководства нашего движения. Дальше обсуждались условия пересечения границы. После получения зашифрованной телеграммы: «Товарищ Переша скончался. Похороны послезавтра» в течение двух суток мы должны собраться в назначенном месте. Пересечение югославско-албанской границы состоится где-то в районе Печи - Андриевица. Канал надежный. С этой стороны нас будут сопровождать проверенные товарищи, члены нашего движения, большие знатоки местности. С той, албанской стороны, встреча будет организована на высшем, государственном уровне.
Вот и все. Оба посетителя, не дожидаясь рассвета, покинули мою квартиру, а у меня появились недоумения - тысячи недоумений. При первой попытке анализа происшедшего все показалось несостоятельным, опасным и даже глупым. Как могло случиться такое, что после десятилетнего тотального следствия с использованием самых жестоких методов, среди которых и удушение путем медленного закапывания воды в ноздри, когда закрыт рот, у нас, голоостровских узников, оказался свой «надежный» товарищ в самой верхушке власти? Это во-первых. И во-вторых, - кому нужна новая сталинско-ленинская-просоветская КПЮ в условиях, когда новое советское руководство считает Тито своим кумиром и, признавая свои собственные ошибки, делает всё возможное, чтобы привлечь его на свою сторону? Да никому - это абсурд. Скорее всего, речь идет о крупной политической провокации. Руководство Тито решило проверить искренность нового кремлевского руководства и прежде всего прочность самого Н.Хрущева и его сподвижников. Если нам окажут гостеприимство, признают нашу партию - это будет обозначать шаткость позиции Н.Хрущева и антисталинистов в самой КПСС. Случись такое, Тито получит новые дивиденды Запада - льготные кредиты, привилегии по экспорту рабочей силы, получению гуманитарной помощи.
Если же Советский Союз официально откажется от всякой поддержки нашего движения, что более вероятно, этим самым будет нанесен последний смертельный удар просоветскому политическому движению.
Как ни крути, вывод напрашивается один - речь идет о хорошо спланированной провокации. Однако большинство участников этой затеи «нового движения» - люди порядочные. Провокаторами они не являются. Они просто ослеплены надеждой мести, политического лидерства, и полиция сыграла с ними злую шутку. На самом деле им придется играть отведенную полицией роль провокаторов. Такое на Голом Острове происходило не раз. Полиция через своих засекреченных агентов предлагала какому-нибудь известному, до ареста высокопоставленному, чиновнику возглавить создаваемую новую нелегальную КПЮ. И если лидер соглашался, то он, не ведая о том, играл роль провокатора. Нет, он не писал никаких доносов, это делали другие, он был искренен, верил в свое призвание, историческую роль, и эта искренность делала его гораздо опаснее тех, кто за мелкие вознаграждения согласился служить полиции. Словом, вся эта затея вокруг создания новой марксистско-ленинской КПЮ, как по стилю, так и по содержанию напоминала мне хорошо известную с Голого Острова практику полицейских провокаций, правда, куда более масштабную. Теперь весь вопрос состоял в том, как выйти из начинающейся игры и не стать в ней слепой пешкой. Отказаться от отведенной мне роли члена политбюро, равно как и простого членства в новой партии, опасно. Полиция поймет, что я догадался, и, дабы не разглашать тайну, отправит обратно на Голый Остров с обвинением в попытке создания сталинской, антиюгославской партии.
Поэтому после долгого и мучительного раздумья я решил отправиться в эмиграцию, только не в Албанию с основной группой «революционеров», а на запад - в Италию. Я решил эмигрировать не как член политбюро новой КПЮ, а как репрессированный писатель и журналист, одержимый огромным желанием написать книгу о небывалых политических репрессиях, происходящих на Голом Острове на протяжении всего периода существования лагеря. Правда, у меня не было тогда четкого представления, кому предложить будущую рукопись.
В мире тогда существовали всего две суперсилы - США и СССР. Все более или менее значительные публикации происходили при покровительстве одной из них. У меня не было никаких шансов заручиться поддержкой США в деле написания и публикации правдивой повести о Голом Острове. Лагерь этот создавался с легкой руки самих США, как одно из важнейших предусловий получения льготных кредитов. Что касается относительно Советского Союза, советское руководство не было заинтересовано в том, чтобы показать у читателю, что события на Голом Острове как по жестокости, так и по цинизму ничем не уступают тому, что творилось в ГУЛАГе, на другом конце материка. Поддержки не будет ни на Западе, ни на Востоке, это мне было заведомо известно еще тогда, в том далеком 1958 году. И тем не менее я уцепился за саму идею написания правдивой повести о Голом Острове, словно утопающий за соломинку. Мне она показалась выигрышной в другом, морально-этическом аспекте. Стремление рассказать правду о злодеяниях, совершаемых против человека и человечества, всегда выигрышно.
Конечно, были у меня и другие не менее весомые причины эмигрировать для начала хотя бы в Италию. Во-первых, во время Второй мировой войны я, как участник югославского партизанского движения - Сопротивления, попал в плен и отбывал наказание на каторге в городе Сан Джимилано, что в 10 километрах к северу от Сиены, вместе со многими видными деятелями итальянской КП. Позже мы, убежав с каторги, вместе партизанили в 23 бригаде имени Гарибальди. Мне было известно, что многие из них работают в Риме в ЦК КПИ, и я был убежден, что они меня встретят хорошо и помогут, чем только смогут.
Во-вторых, итальянская КП отличалась своим человеколюбием, добротой от других компартий восточной Европы ровно настолько, насколько итальянский фашизм отличался от немецкого.
За годы каторги на Голом Острове я не раз с величайшей ностальгией вспоминал казематы Святого Джимилано. Там у меня была своя отдельная камера, специально оборудованная для политических заключенных-подростков: широкие окна, кровать, матрацы, чистое белье, отличное питание и, самое главное, теплые отношения охранников с откровенным чувством сострадания. Как бы это ни показалось странным, но Флоренция с ее гостеприимством, доброжелательным, всегда улыбающимся народом, после продолжительного пребывания там в суровые годы войны стала моей второй родиной. Я всегда мечтал вернуться туда, посмотреть на Санджимиланскую тюремную крепость, как мечтают покинувшие родные края юноши вернуться и посмотреть родной дом. Возможно, это желание сыграло свою роль в выборе направления побега.
Ну вот, пора мечтания быстро закончилась. Почтальон принес срочную телеграмму из Белграда. «Периша скончался скоропостижно». Пора расставаться с родиной на долгие годы. Может быть, навсегда.

Бранко АРСЕНИЕВИЧ